— Действительно до 14 декабря 2012 года, — прочитал он вслух. — Господа, из какого вы года?
— Из указанного в разрешении. Из 2012 года мы, — церемонно отозвался Борисов.
— А у нас — 1912 год. Не порядок, господа… "Счас "дело" начнёт шить". Стоять у калитки дальше было неумнó. Шерифу нужно было "доказывать" наше алиби.
— Прошу, — сделал приглашающий жест.
Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласили его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним. "Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!" Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили. Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал оставшегося Борисова:
— Девки, Борн, вас уроет! "Ну, всё, сейчас атаман скажет, будь здоров, домовладелец у меня дела и уедет на своём тарантасе". Счас. Шатров, дождавшись улыбающегося Николаича, уходить, не спешил. Атаман тянул резину. Потом видимо решился.
— Как я понял, господа, в будущем нет Российской империи? — спросил негромко. Мы кивнули. — А что было? Николаич улыбаться перестал.
— Ну, был Советский Союз. А в чём собственно дело? При слове — "Советский" — у атамана округлились глаза.
— Видите ли, господа, на станции какой-то офицер требует кого-то из советского руководства. Я подозреваю, что с ним солдаты со скорострельным оружием. Боюсь, беды наделают в станице. Взгляд атамана подобрел. И смотрел он на нас довольно дружелюбно. Только я собрался отвести Борисова переговорить…
— Атаман, мы вам поможем. Борн съездит и решит проблему, — мгновенный ответ Николаича. "Ё. Борисов — молодец, садись, Борисов — "пять". Благоразумный видит беду, и укрывается: а неопытные идут вперёд и наказываются".
— Иди, открывай ворота, советчик! — прошипел. "Это же надо, без меня меня женили!"
— Окей, я был уверен, что вы согласитесь, — Шатров уже излучал благодушие. С толикой лукавства… А я ляпнул:
— А у вас тоже уже, того — глобализация? Атаман отмахнулся.
Залезли в джип, Атаман с интересом смотрел за моими действиями. Выехав за ворота, притормозил, атаман отдал несколько ЦУ, а я, проклиная в душе Николаича, огляделся и очень удивился, встретившись глазами с человеком в гражданской одежде. "Хо-хо. А вот этот мэн будет главной домашней заготовкой".
— Э, Роман Михайлович, можно вот этот, э, вахмистр с нами поедет? Атаман удивился просьбе, но согласился. Поехали втроём.
Уже там, поставив джип у здания вокзала, услышал от атамана кое-какие сведения о текущем моменте части Области Войска Донского. Поудивлялся. Поудивлялся чему-то и Шатров. Посигналил, и, перекрестившись, я вылез из машины, ремень с кобурой положил на сидение. И медленно пошёл к составу.
— "Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать" — вспомнилось.
Глава 9
Лейтенант с сержантом сидели в купе начкара. Веня крутил в руках кружку с остывшим чаем и обдумывал ситуацию, в которую они попались. "Фантастика, какая-то. Чёрт, чёрт, чёрт. Ну почему такая невезуха и прямо в мою первую поездку. Куда нас занесло? Чем мы так кого-то разозлили? И как выпутываться? Казаки эти. Откуда они взялись на наши головы? Их же здесь с полк наберётся. Сдаться, или застрелиться с горя. Молодой же я ещё или как? Всё плохое приходит слишком рано, а хорошее запаздывает, блин". Но это у лейтенанта только в мыслях было. Большого дискомфорта он не ощущал. Веня с четырнадцати лет был человеком самостоятельным. Занятия боксом и любовь к лошадям способствовали быть независимым, решительным и обстоятельным.
Рублёв, в отличие от лейтенанта, думал совсем иначе. "Так, "дембель" по ходу наступит не через четыре месяца, а прямо сейчас! Кайф! Надо как-то уговорить летёху, и можно сваливать на все четыре стороны. С кентами, я не пропаду, лишь бы только Веня не выпендривался. А то начнёт строить из себя героя. Пусть они с "духом" геройствуют, а у меня хата с краю". Рублёв душевного раздрая не имел. Парень был из простой, рабочей семьи.
Веня в это время встал и открыл оружейный сейф, достал из него короткоствол. "Ну, вот накаркал, счас тебя, Лёха, в герои станут записывать. Мама, роди меня обратно!" Но Веня, посмотрев на короткоствольные ПП, свой ПП поставил на место, сейф закрыл.
— Что, сержант, испугался? Я, скажем так, с казаками воевать не собираюсь.
— Почему? — Рублёв удивился.
— Так это же лучшие бойцы этой земли!
— Ага! А гражданскую войну продули. Первая Конная их, как тузик грелку порвала…
— А у "белых" бардак в тылу был, свобод у капиталистов стало много, а порядка нормального не было! — фраза у Чеснокова вышла с огоньком, непонятным для сержанта.
— Лейтенант, а не боишься, что я тебя особисту сдам? — после быстрого обдумывания, произнёс Рублёв.
— А ты, Лёха, не боишься, что я люлей тебе счас добавлю? И где ты здесь Чебанько увидал, а? Рублёв потух, понимая, что сказанул глупость про особиста.
— Ну, вот и поговорили. Вечером будем смотреть радио.
К вокзалу подъехала машина. Посигналила. "Служащие" ВВ прильнули к мутному стеклу.
— Это что? Автозак? — Чесноков тоже брякнул глупость.
— Тащ лейтенант, я эту машину видал! Она через площадь проезжала, помните?
— Ага, была, пошли, Лёша! ПП они всё же взяли, и выбрались на перрон.
Веня посмотрел на крестящегося человека, стоявшего у автомобиля-вездехода. Человек не торопился. И в машине ещё кто-то находился. Через тёмные стекла вездехода только силуэты проглядывались…
— А товарищ то робеет, — произнес сержант. — Но кобуру оставил в машине. Подождём, твою маму… Веня фыркнул. Фраза сержанта продолжилась: — … подождём, твою мать.
И оба стали смотреть, как к ним, не торопясь, подходил какой-то зрелый мужчина. "Советский или не советский?" — вертелось в голове у Вени. Выше среднего роста, темноволосый, в летнем батнике, светлых брюках и летних туфлях. "Шмотки импортные!?" На груди видна золотая толстая золотая цепь, на левой руке золотые часы, и холёный, как "буржуй". Зелёные глаза подошедшего "буржуя" с иронией смотрели в глаза Вени. С иронией, но были они родные, что ли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});